2 октября. Мучеников Трофима, Савватия и Доримедонта. Благоверного князя Феодора Смоленского и чад его Давида и Константина, Ярославских, чудотворцев.

19 сентября по старому стилю / 2 октября по новому стилю
среда
Седмица 16-я по Пятидесятнице. Глас 6.
День постный
Пища с растительным маслом.

Мчч. Трофима, Савватия и Доримедонта (276). Блгвв. кнн. Феодора Смоленского (1299) и чад его Давида (1321) и Константина, Ярославских, чудотворцев. Прп. Алексия Зосимовского (1928).
Мч. Зосимы пустынника (IV). Блгв. вел. кн. Игоря Черниговского и Киевского (1147).
Сщмч. Константина Голубева пресвитера и с ним двух мучеников (1918); сщмч. Николая Искровского пресвитера (1919); сщмч. Константина Богословского пресвитера (1937); сщмч. Нила Смирнова пресвитера, прмц. Марии Мамонтовой-Шашиной (1938); сщмч. Никандра Гривского пресвитера (1940).

Гал., 214 зач.,VI, 2–10. Лк., 12 зач.,IV, 1–15.

Тропарь мучеников, глас 8:
В Тро́ице хвали́мый Бог тро́ицу му́ченик просла́ви,/ Трофи́ма и Савва́тия и Доримедо́нта:/ в Того́ бо ве́ровавше, врага́ низложи́ша.// Тех моли́твами, Христе́ Бо́же наш, поми́луй нас.

Кондак мучеников, глас 8:
́Яко страда́льцев основа́ние и благоче́стия утвержде́ние,/ Це́рковь чтит и сла́вит твое́ светоно́сное страда́ние,/ приснопева́емый блаже́нне страда́льче,/ доблему́дре сла́вне Трофи́ме,/ со страда́вшими с тобо́ю,// очище́ние пою́щим тя испроси́, я́ко непобеди́м.

МЫСЛИ СВТ. ФЕОФАНА ЗАТВОРНИКА

(Еф.5:25–33; Лк.4:1–15)
Диавол приступает с искушением к Богочеловеку – кто же из людей бывает от того свободен? Тот, кто ходит по воле лукавого; он не испытывает нападений, а только направляем бывает все на большее и большее зло; коль же скоро кто начинает приходить в себя и задумывает начать новую жизнь по воле Божией, тотчас приходит в движение вся область сатанинская: кто с чем спешит, чтобы рассеять добрые мысли и начинания кающегося.

Не успеют отклонить, – стараются помешать доброму покаянию и исповеди; здесь не успеют, – ухитряются посеять плевелы среди плодов покаяния и трудов в очищении сердца; не успевают худа внушить, – покушаются добро покривить; внутренне бывают отражаемы – внешне нападают, и так до конца жизни. Даже умереть спокойно не дают; и по смерти гонятся за душою, пока не минует она воздушные пространства, где они витают и держат притоны.

«Как же, – ведь это безотрадно и страшно?» Для верующего ничего тут нет страшного, потому что бесы только хлопочут около богобоязливого, а силы никакой не имеют. Трезвенный молитвенник стрелы из себя на них пускает, и они далеко держатся от него, не смея подступить и боясь испытанного поражения. Если же успевают в чем, то по нашей оплошности. Ослабеем вниманием или позволим себе увлечься призраками их, – они тут как тут и начнут тревожить смелее. Не опомнись вовремя – закружат, а опомнится душа, опять отскочут и издали подсматривают, нельзя ли опять как-нибудь подойти.

Итак, трезвись, бодрствуй, молись и враги ничего тебе не сделают.

Святые мученики Трофим, Савватий и Доримедонт   пострадали за Христа в царствование римского императора Проба (276–282). Однажды в городе Антиохии совершался языческий праздник: приносились жертвы, лилось вино, творилось бесчиние. Пришедшие в город христиане Трофим и Савватий, с горечью смотря на это шумное и непристойное торжество, молили Господа наставить заблудших на путь спасения. Их схватили и привели к правителю. На допросе святые твердо исповедали свою веру и на принуждения отречься от Христа отвечали решительным отказом. Во время жестоких пыток святой Савватий скончался, а святого Трофима отправили на еще более страшные мучения в город Синнад к правителю Фригии Дионисию, известному палачу и истязателю. Обутый в железные сапоги с острыми гвоздями, святой Трофим 3 дня шел пешком, подгоняемый конной стражей. Все способы пыток использовал искусный мучитель, чтобы сломить мужественного христианина – святой Трофим лишь повторял слова Писания: «Много скорбей у праведного, и от всех их избавит его Господь» (Пс. 33, 20). Страдальца бросили в темницу, где его стал посещать тайный христианин – сенатор Доримедонт. Он ухаживал за святым Трофимом, омывая и перевязывая его раны. Когда об этом стало известно мучителям, святого Доримедонта стали заставлять отречься от христианства, а потом вместе со святым Трофимом бросили на съедение зверям. Мученики остались нетронутыми. Тогда их усекли мечом.

Свя­той и бла­жен­ный князь Фе­о­дор, по про­зва­нию Чер­ный , был сы­ном Смо­лен­ско­го кня­зя Ро­сти­слава Мсти­сла­во­ви­ча и про­ис­хо­дил в де­вя­той сте­пе­ни от св. рав­ноап­о­столь­но­го кня­зя Вла­ди­ми­ра. Фе­о­дор имел двух бра­тьев, Гле­ба и Ми­ха­и­ла, ко­то­рые по смер­ти от­ца оби­де­ли его, дав ему в удел один толь­ко го­род Мо­жайск. Несмот­ря на то, он не гне­вал­ся на них и тер­пе­ли­во вла­дел сим уде­лом. За та­ко­вое его незло­бие Бог впо­след­ствии вве­рил ему в управ­ле­ние слав­ный го­род Яро­славль. Это про­изо­шло сле­ду­ю­щим об­ра­зом: в Яро­слав­ле жи­ла кня­ги­ня Ксе­ния, су­пру­га кня­зя Ва­си­лия Ро­стов­ско­го, у ко­ей бы­ла един­ствен­ная дочь. Бла­го­вер­ный князь Фе­о­дор же­нил­ся на сей до­че­ри кня­зя Ро­стов­ско­го, от ко­то­рой впо­след­ствии имел сы­на Ми­ха­и­ла и дочь, и по­лу­чил во вла­де­ние го­род Яро­славль. А по смер­ти бра­та сво­е­го Ми­ха­и­ла на­сле­до­вал он и Смо­лен­ское кня­же­ние.

Бла­го­че­сти­во и бо­го­угод­но жил князь Фе­о­дор в Яро­слав­ле, ибо с юных лет воз­лю­бил Хри­ста и Его Пре­чи­стую Ма­терь. Осо­бен­но по­чи­тал он свя­щен­ни­ков и ино­ков и бла­го­тво­рил ни­щим. Как доб­лест­ный во­ин Хри­стов, он во всем уго­ждал сво­е­му Вла­ды­ке и уда­лял­ся от вся­кой неправ­ды.

В те вре­ме­на, ко­гда над рус­скою зем­лею тя­го­те­ло та­тар­ское иго, был обы­чай, чтобы рус­ские кня­зья ез­ди­ли в Ор­ду к ха­ну для утвер­жде­ния в кня­же­ском до­сто­ин­стве. Ко­гда од­на­жды неко­то­рые кня­зья по­еха­ли в Ор­ду, вме­сте с ни­ми от­пра­вил­ся ту­да и Яро­слав­ский бла­жен­ный князь Фе­о­дор со мно­ги­ми да­ра­ми для ха­на и для его су­пру­ги. В Ор­де он был при­нят весь­ма бла­го­склон­но и слу­жил при дво­ре ха­на в ка­че­стве лю­бим­ца, весь­ма ува­жа­е­мо­го. Му­же­ствен­ная кра­со­та и ум его так пле­ни­ли же­ну ха­на, что она по­же­ла­ла вы­дать за него свою дочь. Но он ска­зал ей, что у него есть же­на в Яро­слав­ле, и не скло­нил­ся на ее уве­ща­ния.

Ис­про­сив се­бе от ха­на утвер­жде­ние на кня­же­ние в Яро­слав­ле и по­лу­чив та­кое утвер­жде­ние, бла­жен­ный Фе­о­дор уехал из Ор­ды до­мой. Ко­гда при­был он к Яро­слав­лю, то услы­хал, что су­пру­га его скон­ча­лась. Он хо­тел вой­ти в го­род, где в то вре­мя жи­ли сын его Ми­ха­ил и те­ща; но бо­яре и те­ща не пу­сти­ли его и на­ча­ли ве­сти о нем неле­пые ре­чи: «У нас не в обы­чае, – го­во­ри­ли они, – при­ни­мать к се­бе в кня­зья при­хо­дя­ще­го из чу­жой зем­ли; до­воль­но для нас иметь сво­им кня­зем на­след­ни­ка Фе­о­до­ро­ва, Ми­ха­и­ла». Св. Фе­о­дор сно­ва от­пра­вил­ся в О­рду и про­сил ха­на, чтобы он дал ему опять Яро­слав­ское кня­же­ство. Хан по­слал яро­слав­цам стро­гое по­ве­ле­ние при­нять сво­е­го кня­зя, но те не по­ви­но­ва­лись та­ко­му по­ве­ле­нию и упор­но от­ка­зы­ва­лись при­нять к се­бе Фе­о­до­ра. В то вре­мя как св. князь пре­бы­вал в Ор­де в го­стях у ха­на, же­на ха­на опять на­ча­ла пред­ла­гать сво­е­му му­жу вы­дать их дочь за Фе­о­до­ра. Но хан дол­го не со­гла­шал­ся, го­во­ря, что не по­до­ба­ет да­вать дочь хан­скую в су­пру­же­ство дан­ни­ку, при­том еще ино­вер­но­му. То­гда хан­ша от­кры­ла му­жу свое же­ла­ние, чтобы дочь их при­ня­ла хри­сти­ан­скую ве­ру и кре­сти­лась, а за­тем вы­шла за­муж за Фе­о­до­ра. Хан со­гла­сил­ся. Дочь хан­ская кре­сти­лась и за­тем всту­пи­ла в брак с яро­слав­ским кня­зем. Ее на­зва­ли в Св. Кре­ще­нии Ан­ною. По­сле се­го бра­ка хан еще бо­лее по­лю­бил св. Фе­о­до­ра. Ча­сто са­жал он его с со­бой за стол свой, воз­ла­гал еже­днев­но хан­ский ве­нец на его го­ло­ву, оде­вал его в свою пор­фи­ру, устро­ил ему пре­крас­ный дво­рец и окру­жил его сла­вою и бо­гат­ством. Но сре­ди все­го это­го ве­ли­ко­ле­пия серд­це бла­жен­но­го кня­зя не воз­гор­ди­лось, и сла­ва ми­ра се­го не от­влек­ла его от люб­ви Хри­сто­вой, и он всё бо­лее и бо­лее пре­успе­вал в ис­пол­не­нии за­по­ве­дей Гос­под­них. По­ка он еще жил в Ор­де, у него ро­дил­ся сын, ко­то­рый на­зван был во Св. Кре­ще­нии Да­ви­дом. За­тем ро­дил­ся у него вто­рой сын, на­ре­чен­ный во Св. Кре­ще­нии Кон­стан­ти­ном.

Вско­ре по­сле то­го при­бы­ли к нему вест­ни­ки из Рос­сии с из­ве­сти­ем, что сын его Ми­ха­ил умер в Яро­слав­ле. То­гда князь Фе­о­дор стал про­сить ха­на от­пу­стить его в Рус­скую зем­лю вме­сте с кня­ги­ней и с детьми их. Хан от­пу­стил его с ве­ли­кою че­стью, воз­ло­жил на него ве­нец и по­чтил его ве­ли­ким кня­же­ни­ем Яро­слав­ским. Св. князь при­был в Яро­славль с боль­шим по­че­том; с ним при­бы­ло и мно­го та­тар­ских вель­мож от дво­ра ха­на, ко­их он, по неко­то­ром вре­ме­ни, с че­стью от­пу­стил в Ор­ду.

Св. князь Фе­о­дор кня­жил в сво­ем го­ро­де Яро­слав­ле бла­го­че­сти­во и бо­го­угод­но до глу­бо­кой ста­ро­сти. За­болев и чув­ствуя, что эта бо­лезнь – пред­смерт­ная, он по­звал к се­бе кня­ги­ню – су­пру­гу и де­тей сво­их и за­ве­щал им пре­бы­вать в люб­ви и ми­ре. За­тем он ве­лел от­не­сти се­бя в мо­на­стырь и там с ве­ли­кою ра­до­стью при­нял от игу­ме­на ино­че­ский об­раз и в те­че­ние все­го то­го дня ра­до­вал­ся и бла­го­да­рил Бо­га за то, что Он спо­до­бил его се­го да­ра, ко­е­го дав­но же­ла­ла ду­ша его. Пред са­мой сво­ей кон­чи­ной он по­же­лал при­нять схи­му, по­сле че­го, пре­по­дав всем про­ще­ние и сам ис­про­сив у всех про­ще­ния, он осе­нил се­бя крест­ным зна­ме­ни­ем и пре­дал ду­шу свою в ру­ки Бо­жии. Его бла­го­леп­но по­греб­ли в хра­ме Пре­об­ра­же­ния Гос­под­ня. Его свя­тые мо­щи и до­ныне ис­то­ча­ют мно­гие чу­де­са во сла­ву Хри­ста Иису­са, Гос­по­да на­ше­го, Ему­же сла­ва ныне и прис­но, и во ве­ки ве­ков.

Пре­по­доб­ный Алек­сий, иерос­хи­мо­нах Зо­си­мо­вой пу­сты­ни   (в ми­ру Фё­дор Алек­се­е­вич Со­ло­вьёв) ро­дил­ся 17 ян­ва­ря 1846 го­да в Москве в мно­го­дет­ной се­мье про­то­и­е­рея Алек­сея Пет­ро­ви­ча Со­ло­вьё­ва, на­сто­я­те­ля хра­ма во имя пре­по­доб­но­го Си­мео­на Столп­ни­ка, что за Яу­зой. Лич­ность от­ца и его об­раз жиз­ни бы­ли ос­но­вой нрав­ствен­но­го и ду­хов­но­го ста­нов­ле­ния ве­ли­ко­го стар­ца.

Маль­чи­ка при Кре­ще­нии на­рек­ли в честь ве­ли­ко­му­че­ни­ка Фе­о­до­ра Ти­ро­на (па­мять 17 фев­ра­ля). Крёст­ным от­цом был его дя­дя, про­то­и­е­рей М.Д. Гла­голев, а крёст­ной ма­те­рью – ба­буш­ка Ан­на Ан­дре­ев­на. На­чаль­ной гра­мо­те он учил­ся у сво­е­го бу­ду­ще­го те­стя, диа­ко­на со­сед­не­го хра­ма, от­ца Пав­ла Смир­но­ва. Ко­гда ма­лы­ша вез­ли на сан­ках к учи­те­лю, ему да­ва­ли с со­бой бу­ты­лоч­ку с ча­ем и кон­фет­ку. Чай Фе­дя вы­пи­вал сам, а кон­фет­ку все­гда от­да­вал Ан­нуш­ке, ма­лень­кой доч­ке от­ца Пав­ла, на ко­то­рой по­том, по во­ле Бо­жи­ей, и же­нил­ся.

С ма­лых лет маль­чик от­ли­чал­ся се­рьёз­но­стью, не ша­лил, укло­нял­ся от ве­сё­ло­го об­ще­ства и шум­ных раз­вле­че­ний, был очень при­вя­зан к от­цу, за­бо­тил­ся о нём. Де­ти в спо­рах ча­сто об­ра­ща­лись к нему, чтобы он их рас­су­дил. Фё­дор лю­бил му­зы­ку и, на­учив­шись иг­рать на ро­я­ле, ис­пол­нял цер­ков­ные пес­но­пе­ния и пел в хо­ре. Са­мы­ми лю­би­мы­ми пес­но­пе­ни­я­ми у него бы­ли ир­мо­сы ка­но­на «Яко по су­ху пе­ше­ше­ство­вав Из­ра­иль», и он все­гда пла­кал от уми­ле­ния, слу­шая их.

В 1866 го­ду Фё­дор Со­ло­вьёв за­вер­шил се­ми­нар­ское об­ра­зо­ва­ние по пер­во­му раз­ря­ду, вто­рым в спис­ке вы­пуск­ни­ков. По­сле се­ми­на­рии Фё­дор не по­шёл в Ду­хов­ную Ака­де­мию, по­то­му что не чув­ство­вал в се­бе осо­бо­го при­зва­ния к бо­го­слов­ской на­у­ке. Он хо­тел слу­жить Гос­по­ду в скром­ном зва­нии при­ход­ско­го диа­ко­на в кру­гу «до­маш­ней церк­ви».

В 1867 го­ду дру­зья дет­ства Фё­дор Алек­се­е­вич и Ан­на Пав­лов­на (дочь дру­га их се­мьи – свя­щен­ни­ка хра­ма во имя свя­то­го Кли­мен­та на Вар­вар­ке) по­вен­ча­лись. По­сле ру­ко­по­ло­же­ния в диа­ко­на мит­ро­по­лит Мос­ков­ский Фила­рет (Дроз­дов, па­мять 19 но­яб­ря) на­зна­чил от­ца Фе­о­до­ра в храм свя­ти­те­ля Ни­ко­лая в Тол­ма­чах, ко­то­ро­му он по­кро­ви­тель­ство­вал.

В 1870 го­ду ро­дил­ся сын Ми­ха­ил. Но на пя­том го­ду су­пру­же­ства Ан­на, про­сту­див­шись, за­бо­ле­ла ско­ро­теч­ной ча­хот­кой и в 1872 го­ду скон­ча­лась. Ко­гда от­пе­ва­ли Ан­ну Пав­лов­ну, у от­ца Фе­о­до­ра не бы­ло сил слу­жить. Он сто­ял ря­дом с гро­бом, неот­рыв­но смот­рел на лю­би­мое ли­цо, и сле­зы ка­ти­лись по его ще­кам.

В мае 1895 го­да Фе­о­дор Алек­се­е­вич Со­ло­вьёв по­сле 28-лет­не­го слу­же­ния по­ки­нул Ни­ко­ло-Тол­ма­чёв­ский при­ход, а в июне 1895 го­да отец Фе­о­дор был ру­ко­по­ло­жен в пре­сви­те­ра и опре­де­лён в штат Кремлёв­ско­го Успен­ско­го со­бо­ра – глав­но­го со­бо­ра Рос­сии, хра­ня­ще­го ве­ли­кие свя­ты­ни: Вла­ди­мир­скую чу­до­твор­ную ико­ну Бо­жи­ей Ма­те­ри, мо­щи свя­ти­те­лей-чу­до­твор­цев: мит­ро­по­ли­тов Пет­ра, Ио­ны, Филип­па и Гер­мо­ге­на.

Отец Фе­о­дор слу­жил, как все­гда, бла­го­го­вей­но, ис­то­во и не спе­ша, ча­сто вне­оче­рёд­но, за дру­гих. По­сле ли­тур­гии охот­но слу­жил за­ка­зан­ные мо­леб­ны и па­ни­хи­ды. Ес­ли слу­жил дру­гой кли­рик, он мо­лил­ся в ал­та­ре, в ни­ше. Утром, вой­дя в со­бор, отец Фе­о­дор пер­вым де­лом под­хо­дил к об­ра­зу Вла­ди­мир­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри и мо­лил­ся, за­тем шёл в ал­тарь. По­сле ли­тур­гии он с ра­до­стью слу­жил мо­леб­ны пе­ред ве­ли­кой ико­ной, а ве­че­ром, по­ки­дая со­бор и, по сво­е­му обы­чаю, об­хо­дя с мо­лит­вой и по­кло­на­ми все свя­ты­ни, обя­за­тель­но за­дер­жи­вал­ся пе­ред лю­би­мым об­ра­зом Вла­ди­мир­ской, про­ся Бо­го­ро­ди­цу о по­мо­щи и за­ступ­ни­че­стве.

Отец Фе­о­дор поль­зо­вал­ся в со­бо­ре все­об­щей лю­бо­вью и ува­же­ни­ем. Уже через два го­да по при­ня­тии им свя­щен­ни­че­ско­го са­на он был еди­но­глас­но из­бран ду­хов­ни­ком со­бор­но­го прич­та, а ещё через год, неза­дол­го до ухо­да в мо­на­стырь, стал про­то­пре­сви­те­ром. По­сле то­го, как его сын окон­чил Мос­ков­ское тех­ни­че­ское учи­ли­ще и же­нил­ся на до­че­ри бо­га­то­го ле­со­про­мыш­лен­ни­ка Мо­то­ва, путь в мо­на­стырь для ба­тюш­ки, дав­но тя­го­тив­шим­ся мир­ской су­е­той, был от­крыт. И в ок­тяб­ре 1898 го­да про­то­пре­сви­тер Фе­о­дор Со­ло­вьёв ушёл из Успен­ско­го со­бо­ра, про­слу­жив в нём 3 го­да и 4 ме­ся­ца, и по­сту­пил в Смо­лен­скую Зо­си­мо­ву пу­стынь, на­хо­дя­щу­ю­ся к се­ве­ру от Моск­вы на же­лез­но­до­рож­ной стан­ции Ар­са­ки.

30 но­яб­ря 1898 го­да отец Фе­о­дор был по­стри­жен игу­ме­ном Зо­си­мо­вой Пу­сты­ни от­цом Гер­ма­ном (Гом­зи­ным, † 1923 г.), учре­див­шим в оби­те­ли стар­че­ское окорм­ле­ние и позд­нее став­шим ду­хов­ни­ком пре­по­доб­но­му­че­ни­цы ве­ли­кой кня­ги­ни Ели­са­ве­ты Фе­о­до­ров­ны в иеро­мо­на­ха с име­нем Алек­сий, в честь свя­ти­те­ля Алек­сия, мит­ро­по­ли­та Мос­ков­ско­го. День его Ан­ге­ла празд­ну­ет­ся 12 фев­ра­ля. Это был и день их вен­ча­ния с же­ной.

Отец Гер­ман, при­ни­мая в свою оби­тель про­то­пре­сви­те­ра Успен­ско­го со­бо­ра, все­ми ува­жа­е­мо­го от­ца Фе­о­до­ра, очень опа­сал­ся, что у то­го мог­ли по­явить­ся рост­ки гор­до­сти и са­мо­мне­ния. И он на­чал сми­рять от­ца Алек­сия. Пер­вы­ми по­слу­ша­ни­я­ми его бы­ли кли­рос­ное пе­ние и со­вер­ше­ние бо­го­слу­же­ний. Об­ра­ща­лись с ним су­ро­во, ста­ви­ли во вре­мя служ­бы ни­же бра­тии, об­ла­че­ния да­ва­ли са­мые пло­хие. Прав­да, его опре­де­ли­ли ду­хов­ни­ком и осво­бо­ди­ли от тя­жё­лых физи­че­ских ра­бот. Ре­ген­том хо­ра то­гда был иеро­мо­нах На­фа­наил, быв­ший ар­тист опе­ры, окон­чив­ший кон­сер­ва­то­рию и Си­но­даль­ное учи­ли­ще, хо­ро­ший му­зы­кант, но нерв­ный и бес­по­кой­ный че­ло­век. Отец Алек­сий стал петь на кли­рос по-со­бор­но­му. Отец На­фа­наил пре­рвал его и рез­ким то­ном стал вы­го­ва­ри­вать: «Это не Успен­ский со­бор, вы не за­бы­вай­тесь, здесь ре­веть нель­зя». «У ме­ня был хо­ро­ший го­лос, – рас­ска­зы­вал отец Алек­сий об этом слу­чае, – и мне хо­те­лось его по­ка­зать, но я дол­жен был слу­шать­ся сво­е­го ду­хов­но­го сы­на, ко­то­рый был мо­им на­став­ни­ком в этом де­ле». Отец Алек­сий стал сми­рен­но, от всей ду­ши про­сить про­ще­ния у от­ца На­фа­наи­ла. Тот дол­гие го­ды вспо­ми­нал это сми­ре­ние с уми­ле­ни­ем. Раз­молв­ки с от­цом На­фа­наи­лом по­вто­ря­лись и до­став­ля­ли от­цу Алек­сию ис­тин­ное му­че­ние. По­сле од­ной та­кой раз­молв­ки отец Алек­сий был на­столь­ко неспо­ко­ен ду­хом, что но­чью при­шёл бу­дить от­ца На­фа­наи­ла, чтобы про­сить у него про­ще­ния.

Да­же став ду­хов­ни­ком от­ца Алек­сия, отец Гер­ман ис­по­ве­до­вал его до кон­ца жиз­ни. Он ско­ро узнал вы­со­кие ду­шев­ные ка­че­ства ино­ка, его ис­крен­нее сми­ре­ние и бо­га­тый опыт свя­щен­но­слу­жи­те­ля, по­нял его свет­лую ду­шу. На­сто­ро­жен­ность сме­ни­лась ува­же­ни­ем, а за­тем и боль­шой лю­бо­вью. Отец Алек­сий от­ве­чал ему вза­им­но­стью. Уве­ли­чи­ва­лось и чис­ло ис­по­вед­ни­ков у от­ца Алек­сия, его ду­хов­ны­ми детьми ста­ли мно­гие мо­ло­дые мо­на­хи. Через несколь­ко лет его ду­хов­ным сы­ном стал и сам отец игу­мен Гер­ман. Кли­рос­ное по­слу­ша­ние ему от­ме­ни­ли и по­ру­чи­ли учить мо­ло­дых мо­на­хов За­ко­ну Бо­жию.

В 1906 го­ду, Ве­ли­ким по­стом, по­сто­ян­но оса­жда­е­мый ис­по­вед­ни­ка­ми, он стал из­не­мо­гать, здо­ро­вье его по­шат­ну­лось, и он тяж­ко за­хво­рал вос­па­ле­ни­ем лёг­ких. По­ло­же­ние бы­ло на­столь­ко се­рьёз­но, что док­тор Ма­мо­нов, ле­чив­ший его, от­кры­то го­во­рил, что отец Алек­сий мо­жет уме­реть. То по­ме­ще­ние, где он жил, бы­ло сы­рым и хо­лод­ным, и его пе­ре­нес­ли в игу­мен­ские по­кои. Ко­гда его пе­ре­но­си­ли, уда­ри­ли в ко­ло­кол к бо­го­слу­же­нию... Вся бра­тия пла­ка­ла. В Ве­ли­кий Чет­верг от­ца Алек­сия со­бо­ро­ва­ли. По­сле со­бо­ро­ва­ния, ко­гда ино­ки под­хо­ди­ли по оче­ре­ди про­щать­ся ба­тюш­кой, он ти­хо ска­зал од­но­му: «Мо­лись, я на­де­юсь на Бо­га, ра­ди ва­ших свя­тых мо­литв Гос­подь да­ру­ет мне здо­ро­вье». По­сле это­го отец Алек­сий стал по­прав­лять­ся.

Ле­том 1906 го­да отец Алек­сий пе­ре­брал­ся жить в неболь­шую из­буш­ку. Ма­ло-по­ма­лу глав­ным де­лом ба­тюш­ки в мо­на­сты­ре ста­ло стар­че­ство и ду­хов­ни­че­ство. 17 фев­ра­ля 1906 го­да скон­чал­ся пре­по­доб­ный Вар­на­ва из Геф­си­ман­ско­го ски­та, и сра­зу же мно­гие из его ду­хов­ных чад об­ра­ти­лись за по­мо­щью и под­держ­кой к от­цу Алек­сию.

Вре­мя пре­бы­ва­ния от­ца Алек­сия в по­лу­за­тво­ре (1908–1916 гг.) бы­ло хо­тя и осо­бен­но труд­но, но вме­сте с тем и мно­го­плод­но. К нему, как к све­ту, стре­ми­лись ото­всю­ду лю­ди: ар­хи­ереи, го­судар­ствен­ные де­я­те­ли, свя­щен­но­слу­жи­те­ли, мо­на­хи, во­ен­ные, вра­чи, чи­нов­ни­ки, учи­те­ля, про­фес­со­ра и сту­ден­ты, ра­бо­чие и кре­стьяне.

Сре­ди ду­хов­ных де­тей стар­ца к это­му вре­ме­ни бы­ли и та­кие из­вест­ные де­я­те­ли Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви, как пре­по­доб­но­му­че­ни­ца ве­ли­кая кня­ги­ня Ели­са­ве­та Фе­о­до­ров­на, ма­туш­ка Фа­марь, ко­то­рая по бла­го­сло­ве­нию от­ца Алек­сия в 1908 го­ду ос­но­ва­ла став­ший ско­ро из­вест­ным Се­ра­фи­ме-Зна­мен­ский скит под Моск­вой. Зо­си­мо­ву пу­стынь ча­сто по­се­ща­ли и чле­ны из­вест­но­го в те го­ды в Москве ре­ли­ги­оз­но-фило­соф­ско­го круж­ка, ос­но­ван­но­го в на­ча­ле ве­ка М.А. Но­во­сё­ло­вым (впо­след­ствии свя­щен­но­му­че­ник епи­скоп Марк, па­мять 4 ян­ва­ря).

Отец Алек­сий при­вле­кал всех этих лю­дей как пра­вед­ник, мо­лит­вен­ник, неж­ный це­ли­тель душ, про­зор­ли­вец и за­ме­ча­тель­ный ду­хов­ник, чуж­дый ко­ры­сти и гор­до­сти, ли­це­при­я­тия и че­ло­ве­ко­уго­дия.

Ино­гда от­цу Алек­сий при­хо­ди­лось при­ни­мать на­род по­чти без­вы­ход­но по мно­гу ча­сов. Мож­но бы­ло удив­лять­ся, как его боль­ное серд­це вы­дер­жи­ва­ло это огром­ное на­пря­же­ние. Ко­неч­но, то бы­ло чу­до – в немо­щи со­вер­ша­лась си­ла Бо­жия. Со вре­ме­нем при­шлось вве­сти спе­ци­аль­ные би­ле­ты для ис­по­вед­ни­ков: 110 би­ле­тов на два дня. Отец Ин­но­кен­тий их раз­да­вал. Ко­гда на ис­по­ведь пус­ка­ли вы­бо­роч­но, ба­тюш­ка был недо­во­лен. «Я, – ска­жет, – не на ли­цо, а на че­ло­ве­ка дол­жен смот­реть».

Глу­би­на сми­ре­ния от­ца Алек­сия бы­ла так ве­ли­ка, что при вся­кой сво­ей ошиб­ке со­зна­вал её, ка­ял­ся и про­сил про­ще­ния. Так, он упал в но­ги от­цу Ма­ка­рию за то, что не до­смот­рел са­мо­вар. Все­рос­сий­ская скорбь на­чав­шей­ся вой­ны 1914 го­да глу­бо­ко по­ра­зи­ла от­кры­тое всем скор­бям лю­бя­щее серд­це от­ца Алек­сия.

В июне 1915 го­да ста­рец се­рьёз­но за­бо­лел: у него был силь­ный сер­деч­ный при­ступ. Бо­лел он дол­го и тя­же­ло. Толь­ко в кон­це ав­гу­ста ста­рец по­чув­ство­вал се­бя луч­ше и сно­ва стал при­ни­мать по­се­ти­те­лей.

15 июля 1917 го­да в Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ре от­крыл­ся пред­со­бор­ный мо­на­ше­ский съезд Мос­ков­ской иерар­хии. По лич­ной прось­бе свя­ти­те­ля Ти­хо­на ста­рец Алек­сий при­ни­мал в нём уча­стие и был из­бран чле­ном Все­рос­сий­ско­го По­мест­но­го Со­бо­ра. В ав­гу­сте ста­рец при­был в Моск­ву и был по­ме­щён в мит­ро­по­ли­чьи по­кои Чу­до­ва мо­на­сты­ря, где его с лю­бо­вью при­нял его ду­хов­ный сын – мо­ло­дой на­мест­ник ар­хи­манд­рит Се­ра­фим (Звез­дин­ский, бу­ду­щий свя­щен­но­му­че­ник). На сле­ду­ю­щий день, 15 ав­гу­ста, со­сто­я­лось тор­же­ствен­ное от­кры­тие Все­рос­сий­ско­го По­мест­но­го Со­бо­ра в хра­ме Хри­ста Спа­си­те­ля.

По­сле тех се­рьёз­ных со­бы­тий, ко­то­рые про­изо­шли в Рос­сии в кон­це ок­тяб­ря 1917 го­да, бы­ло ре­ше­но без­от­ла­га­тель­но вос­ста­но­вить на Ру­си пат­ри­ар­ше­ство. Из­бра­ние пат­ри­ар­ха бы­ло на­зна­че­но на вос­кре­се­нье 5 но­яб­ря в хра­ме Хри­ста Спа­си­те­ля. 30 ок­тяб­ря бы­ли из­бра­ны три кан­ди­да­та в пат­ри­ар­хи: ар­хи­епи­скоп Харь­ков­ский и Ах­тыр­ский Ан­то­ний (он по­лу­чил в ка­че­стве кан­ди­да­та наи­боль­шее чис­ло го­ло­сов), ар­хи­епи­скоп Нов­го­род­ский и Ста­ро­рус­ский Ар­се­ний и мит­ро­по­лит Мос­ков­ский Ти­хон. Из­бра­ние пат­ри­ар­ха долж­но бы­ло ре­шить­ся жре­би­ем. Вы­нуть жре­бий по­ру­чи­ли стар­цу-за­твор­ни­ку Зо­си­мо­вой пу­сты­ни иеро­мо­на­ху Алек­сию.

По окон­ча­нии Бо­же­ствен­ной ли­тур­гии по­сле со­вер­ше­ния осо­бо­го мо­леб­на мит­ро­по­лит Вла­ди­мир на гла­зах у всех мо­ля­щих­ся рас­пе­ча­тал ков­че­жец и от­крыл его. Ста­рец Алек­сий, во вре­мя мо­леб­на сто­яв­ший в ман­тии пе­ред чу­до­твор­ной ико­ной Бо­жи­ей Ма­те­ри и го­ря­чо мо­лив­ший­ся о том, чтобы до­стой­но ис­пол­нить во­лю Бо­жию, при­нял бла­го­сло­ве­ние мит­ро­по­ли­та, три­жды осе­нил се­бя крест­ным зна­ме­ни­ем и вы­нул из ков­чеж­ца один из трёх жре­би­ев, в ко­то­ром бы­ло имя мит­ро­по­ли­та Ти­хо­на.

21 но­яб­ря (4 де­каб­ря н. ст.), в празд­ник Вве­де­ния во храм Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы, в Успен­ском со­бо­ре Крем­ля со­сто­я­лась тор­же­ствен­ная ин­тро­ни­за­ция свя­тей­ше­го пат­ри­ар­ха Ти­хо­на. 28 фев­ра­ля 1919 го­да иеро­мо­нах Алек­сий был по­стри­жен в схи­му. Имя у него оста­лось то же, но день Ан­ге­ла стал празд­но­вать­ся не 12 фев­ра­ля, а 17 мар­та – в день свя­то­го пра­вед­но­го Алек­сия, че­ло­ве­ка Бо­жия.

В ок­тяб­ре 1919 го­да от сып­но­го ти­фа скон­чал­ся сын стар­ца – Ми­ха­ил Фё­до­ро­вич. Ба­тюш­ка очень про­сил, чтобы его от­пу­сти­ли на по­хо­ро­ны, но ему как за­твор­ни­ку сде­лать это­го не раз­ре­ши­ли, о чём ста­рец весь­ма скор­бел.

В ян­ва­ре 1923 го­да мир­но по­чил отец игу­мен Гер­ман. Сра­зу же на сле­ду­ю­щий день по­сле по­гре­бе­ния игу­ме­на Смо­лен­ской Зо­си­мо­вой пу­сты­ни из Алек­сан­дро­ва при­е­ха­ла ко­мис­сия для вы­пол­не­ния боль­ше­виц­ко­го де­кре­та о лик­ви­да­ции всех мо­на­сты­рей и уез­дов. На­ча­лось же­сто­кое уни­что­же­ние мир­ной оби­те­ли. Офи­ци­аль­но уезд­ные вла­сти за­кры­ли пу­стынь 8 мая 1923 го­да. Пер­вым де­лом вы­гна­ли всех её на­сель­ни­ков, пред­ва­ри­тель­но изъ­яв у них се­реб­ря­ные ри­зы с лич­ных икон и дру­гие цен­ные ве­щи. Все они разъ­е­ха­лись кто ку­да. Отец Алек­сий со сво­им ке­лей­ни­ком от­цом Ма­ка­ри­ем от­пра­вил­ся в Сер­ги­ев По­сад. Два дня по­жив в го­сти­ни­це, они на­шли при­ют в ма­лень­ком до­ми­ке ду­хов­ной до­че­ри стар­ца Ве­ры Вер­хов­це­вой, ко­то­рая по­ки­да­ла Сер­ги­ев По­сад, чтобы по­се­лить­ся в Са­ро­ве, где ещё про­дол­жа­лась мо­на­ше­ская жизнь.

До 1925 го­да ста­рец Алек­сий ещё немно­го хо­дил по ком­нат­кам, несколь­ко раз до­би­рал­ся до хра­ма. По­сле он боль­ше си­дел в крес­ле, а по­том уже по­лу­ле­жал на кро­ва­ти. Ста­рец из по­след­них сил ста­рал­ся вы­чи­ты­вать все днев­ные служ­бы, ис­клю­чая ли­тур­гию, ко­то­рую он в ке­ллии ни­ко­гда не со­вер­шал, так как не имел ан­ти­мин­са. Ко­гда он уже не мог сто­ять, то вы­чи­ты­вал служ­бы си­дя. Од­на­жды, ко­гда отец Алек­сий ле­жал от недо­мо­га­ния в по­сте­ли, его при­е­хал на­ве­стить пат­ри­арх Ти­хон. Ба­тюш­ка был глу­бо­ко тро­нут вни­ма­ни­ем свя­тей­ше­го и чув­ство­вал се­бя крайне нелов­ко, от­то­го что встре­чал его и бе­се­до­вал лё­жа. Он несколь­ко раз пы­тал­ся встать, но свя­тей­ший сно­ва укла­ды­вал его на кро­вать. По­сле 1927 го­да отец Алек­сий уже толь­ко ле­жал, с тру­дом под­ни­мая го­ло­ву, и ше­ве­лил паль­ца­ми пра­вой ру­ки. При­ни­мал толь­ко сво­их близ­ких ду­хов­ных чад и мо­на­хов, и то не всех. Есть сви­де­тель­ства о су­ще­ство­ва­нии за­ве­ща­ния стар­ца Алек­сея – по­ми­нать пре­дер­жа­щия вла­сти и не от­хо­дить от мит­ро­по­ли­та Сер­гия.

По­чил ста­рец Алек­сий 19 сен­тяб­ря (2 ок­тяб­ря н. ст.) 1928 го­да в Сер­ги­е­вом По­са­де. Чин от­пе­ва­ния в Пет­ро-Пав­лов­ском хра­ме был со­вер­шён ар­хи­епи­ско­пом Бий­ским Ин­но­кен­ти­ем (Со­ко­ло­вым) с мно­го­чис­лен­ным сон­мом кли­ри­ков и иерар­хов. По­гре­бён был ста­рец в Сер­ги­е­вом По­са­де на Ко­ку­ев­ском клад­би­ще у ал­та­ря (поз­же, по за­кры­тии клад­би­ща, прах пе­ре­не­сён на но­вое го­род­ское клад­би­ще).

При­чис­лен к ли­ку свя­тых Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви для об­ще­цер­ков­но­го по­чи­та­ния на Юби­лей­ном Ар­хи­ерей­ском Со­бо­ре в ав­гу­сте 2000 го­да.

Святой благоверный князь Игорь Черниговский.   Середина ХII века была для Руси скорбным временем непрерывных междоусобных браней за Киевское княжение двух княжеских группировок: Ольговичей и Мстиславичей. Все они были в близком родстве, все – правнуки Ярослава Мудрого. Мстиславичи назывались по имени своего отца – святого Мстислава Великого († 1132), сына Владимира Мономаха (отсюда другое их название «Мономашичи»). Ольговичи назывались по имени Олега Святославича († 1115), прозванного за свою горькую судьбу «Гориславичем». Олег Гориславич был сын Киевского князя Святослава († 1076), который участвовал в 1072 году в перенесении мощей святых страстотерпцев Бориса и Глеба (сведения 2 мая) и вошел в историю Русской Церкви как владелец двух замечательнейших богословских сборников того времени – «Изборника Святослава 1073 г.» и «Изборника 1076 г.». В некоторых древних месяцесловах и сам князь Святослав почитался угодником Божиим, но особенно прославились два его внука: преподобный Никола Святоша († 1143) и двоюродный брат его, сын Олега Гориславича, – святой князь-мученик Игорь Ольгович († 1147).

Преподобный Никола Святоша и святой Игорь Ольгович представляют два различных пути христианской святости в Древней Руси. Преподобный Никола, отрекшийся от мира и княжеских обязанностей, стал простым иноком и мирно почил, проведя почти сорок лет в монастыре. Святой Игорь, волей Божией вступивший в борьбу за Киевское княжение, мученическим подвигом должен был искупить наследственный грех княжеских усобиц.

В 1138 году великим князем Киевским стал старший брат Игоря Всеволод Ольгович (прадед святого Михаила Черниговского). Хотя его княжение длилось всего несколько лет и было наполнено непрерывными войнами, князь считал Киев своим наследственным княжеством и решил передать его в наследство своему брату Игорю. Он ссылался при этом на пример Владимира Мономаха и говорил, как бы нарочно подзадоривая Мономашичей: «Владимир посадил Мстислава, своего сына, после себя в Киеве, а Мстислав – брата своего Ярополка. А вот я говорю: если меня Бог возьмет, то я после себя даю Киев брату моему Игорю». Но Бог гордым противится. Горделивые слова Всеволода, которого и так не любили киевляне, стали предлогом для возбуждения ненависти против его брата Игоря и всех Ольговичей. «Не хотим быть в наследстве», – решило киевское вече. Злоба и гордыня князя вызвали ответную злобу и гордыню киевлян: святой Игорь, против воли вовлеченный в самый центр событий, стал невинной жертвой нараставшей ненависти.

Грозные события разворачивались стремительно. 1 августа 1146 года умер князь Всеволод, и киевляне целовали крест Игорю как новому князю, а Игорь целовал крест Киеву – справедливо править народом и защищать его. Но, преступив крестное целование, киевские бояре сразу же призвали Мстиславичей с войском. Под Киевом произошла битва между войсками князя Игоря и Изяслава Мстиславича. Еще раз нарушив крестное целование, киевские войска в разгар сражения перешли на сторону Изяслава. Четыре дня Игорь Ольгович скрывался в болотах около Киева. Там его взяли в плен, привезли в Киев и посадили в поруб. Это было 13 августа, все его княжение продолжалось две недели. В «порубе» (это был холодный бревенчатый сруб, без окон и дверей; чтобы освободить из него человека, надо было «вырубить» его оттуда) многострадальный князь тяжело заболел. Думали, что он умрет. В этих условиях противники князя разрешили «вырубить» его из заточения и постричь в схиму в Киевском Феодоровском монастыре. Божией помощью князь выздоровел и, оставшись иноком монастыря, проводил время в слезах и молитве.

Борьба за Киев продолжалась. Возбуждаемая гордыней и ослепленная ненавистью, ни одна из сторон не хотела уступать. Желая отомстить роду Ольговичей, а заодно и всем князьям, киевское вече, год спустя, в 1147 году, постановило расправиться с князем-иноком.

Митрополит и духовенство старались вразумить и остановить их. Правивший в Киеве князь Изяслав Мстиславич и особенно его брат князь Владимир пытались предотвратить это бессмысленное кровопролитие, спасти святого мученика, но сами подверглись опасности со стороны ожесточенной толпы.

Восставшие ворвались в храм во время святой литургии, схватили молившегося пред иконой Божией Матери Игоря и потащили его на расправу. В воротах монастыря толпу остановил князь Владимир. «И сказал ему Игорь: «Ох, брате, куда ты?» Владимир же соскочил с коня, желая помочь ему, и покрыл его корзном (княжеским плащом) и говорил киевлянам: «Не убивайте, братья». И вел Владимир Игоря до двора матери своей, и стали бить Владимира». Так повествует летопись. Владимир успел втолкнуть Игоря во двор и затворить ворота. Но люди выломили ворота и, увидев Игоря «на сенях» (крытая галерея второго этажа в древнем киевском тереме), разбили сени, стащили святого мученика и убили на нижних ступенях лестницы. Ожесточение толпы было столь велико, что мертвое тело страдальца подвергли избиению и поруганию, его волочили веревкой за ноги до Десятинной церкви, бросили там на телегу, отвезли и «повергли на торгу».

Так святой мученик предал Господу дух свой, «и совлекся ризы тленнаго человека, и в нетленную и многострадальную ризу Христа облекся». Когда вечером того же дня тело блаженного Игоря было перенесено в церковь святого Михаила, «Бог явил над ним знамение велико, зажглись свечи все над ним в церкви той». На другое утро святой страдалец был погребен в монастыре святого Симеона, на окраине Киева.

В 1150 году князь Черниговский Святослав Ольгович перенес мощи своего брата, святого Игоря, в Чернигов и положил в Спасском соборе.

Чудотворная икона Божией Матери, именуемая Игоревская, пред которой молился мученик пред убиением, находилась в Великой Успенской церкви Киево-Печерской Лавры (празднование ей 5 июня).

Мученик Зосима пустынник   жил в IV веке. Однажды во время охоты правитель Киликии Дометиан увидел старца, который мирно и ласково разговаривал с окружившими его дикими зверями. Завидев охотников, звери разбежались. Старцу учинили допрос – кто он и почему живет в пустыне. Старец ответил, что зовут его Зосима, что он христианин и не может жить в городе с врагами Господа Иисуса Христа, поэтому и живет один среди зверей. Тогда Дометиан пригрозил: «Если ты почитаешь Назарянина, я в Назарете предам тебя всенародно жестоким мукам и ты откажешься от Христа». На вопрос, каким волшебством Зосима укрощает диких зверей, старец отвечал одно: «Я – христианин». В Лазарете начались пытки. Старца повесили вниз головой, привязав к шее большой камень, и стали рвать тело железными крюками. Мучители искушали страдальца: «Если звери тебя слушают, прикажи придти сюда кому-нибудь из них и мы тогда уверуем в твоего Бога». Святой мученик обратился с молитвой к Богу, и внезапно прибежал огромный лев. Все в страхе разбежались, а лев подошел к старцу и стал лапой поддерживать камень, привязанный к шее мученика. Правитель стал просить мученика укротить зверя и приказал развязать святого, чтобы отвезти его к императору, но святой Зосима тут же скончался, предав свою чистую душу Богу.

Пре­по­доб­но­му­че­ни­ца Ма­рия   ро­ди­лась в 1890 го­ду в се­ле Де­ди­но­во За­рай­ско­го уез­да Ря­зан­ской гу­бер­нии в се­мье кре­стья­ни­на Ива­на Ша­ши­на. Де­воч­ка окон­чи­ла сель­скую шко­лу. По­сле смер­ти от­ца она устро­и­лась ра­бо­тать по най­му, а в 1914 го­ду ушла под­ви­зать­ся по­слуш­ни­цей в Ко­лы­чев­ский жен­ский мо­на­стырь, по­свя­щен­ный Ка­зан­ской иконе Бо­жи­ей Ма­те­ри, рас­по­ла­гав­ший­ся в 18 вер­стах от го­ро­да Его­рьев­ска.
Без­бож­ная власть в 1920 го­ду за­кры­ла мо­на­стырь. Вме­сте с дру­ги­ми сест­ра­ми она по­се­ли­лась в род­ном се­ле. Ос­нов­ным за­ня­ти­ем ее бы­ло шить оде­я­ла. Во вре­мя бо­го­слу­же­ния она пе­ла на кли­ро­се, а так­же по прось­бе ве­ру­ю­щих чи­та­ла Псал­тирь по усоп­шим.
Вла­сти в 1930 го­ду на­ме­ри­ва­лись за­крыть в се­ле храм, по­сколь­ку об­щи­на не мог­ла вы­пла­тить боль­шой на­лог. Мо­на­стыр­ские сест­ры обо­шли дво­ры со­сед­них де­ре­вень и со­бра­ли необ­хо­ди­мую сум­му, а так­же ез­ди­ли в Моск­ву хло­по­тать о том, чтобы цер­ковь не бы­ла за­кры­та. Часть се­стер бы­ла аре­сто­ва­на в 1930 го­ду.
1 июня 1931 го­да по­слуш­ни­цу Ма­рию аре­сто­ва­ли и за­клю­чи­ли в Ря­зан­скую тюрь­му, а 16 июня до­про­си­ли. Сле­до­ва­тель рас­спро­сил ее о жиз­ни в мо­на­сты­ре, чем она за­ни­ма­лась по­сле за­кры­тия оби­те­ли, по­ин­те­ре­со­вал­ся, был ли бо­гат мо­на­стырь и ка­кие в нем бы­ли свя­ты­ни. «По де­лу по­ка­зать ни­че­го не мо­гу, – от­ве­ча­ла по­слуш­ни­ца. – Мо­на­стырь, в ко­то­ром я жи­ла, счи­тал­ся бо­га­тым, по­сколь­ку имел зем­лю и лес. Из икон чу­до­твор­ных у нас бы­ла Ка­зан­ская ико­на Бо­жи­ей Ма­те­ри».
Сле­до­ва­тель так пи­сал о вине по­слуш­ни­цы Ма­рии: «В се­ле Де­ди­но­во про­жи­ва­ю­щие мо­наш­ки Доб­ря­ко­ва Ва­ле­рия и Ша­ши­на Ма­рия, имея меж­ду со­бой ор­га­ни­зо­ван­ность и друж­бу, на­хо­дясь все вре­мя на служ­бе в церк­ви, через со­би­ра­ю­щих­ся к ним жен­щин со­би­ра­ли день­ги с кре­стьян для слу­жи­те­лей куль­та, на упла­ту на­ло­гов, тем са­мым вы­зы­ва­ли рез­кое недо­воль­ство кре­стьян по от­но­ше­нию су­ще­ству­ю­щих по­ряд­ков. Эти же мо­наш­ки, ко­гда об­ще­ствен­ные ор­га­ни­за­ции в про­шлом го­ду по­ста­ви­ли на об­суж­де­ние во­прос о за­кры­тии церк­ви, ак­тив­но по­ве­ли аги­та­цию про­тив это­го ре­ше­ния, в ре­зуль­та­те че­го кре­стьяне цер­ковь за­кры­вать не со­гла­си­лись».
Трой­ка ОГПУ 28 июня 1931 го­да при­го­во­ри­ла по­слуш­ни­цу Ма­рию к трем го­дам за­клю­че­ния в ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вой ла­герь. Эта­пом она бы­ла от­прав­ле­на в Ка­зах­стан в го­род Ак­мо­линск, где про­бы­ла до ав­гу­ста 1934 го­да.
По­сле воз­вра­ще­ния на ро­ди­ну по­слуш­ни­ца Ма­рия бы­ла из­бра­на чле­ном цер­ков­но­го со­ве­та. В 1936 го­ду вла­сти устро­и­ли в церк­ви склад. Как по­ка­зал впо­след­ствии сек­ре­тарь сель­со­ве­та, по­слуш­ни­ца Ма­рия сре­ди кол­хоз­ни­ков го­во­ри­ла: «Вот, ото­бра­ли у нас пра­во­слав­ных по­след­нее уте­ше­ние, где же мы долж­ны те­перь мо­лить­ся, раз­ве у со­вет­ской вла­сти дру­го­го по­ме­ще­ния не бы­ло под склад, кро­ме как цер­ковь?»
Дру­гой сви­де­тель рас­ска­зы­вал, что слы­шал, как по­слуш­ни­ца Ма­рия ру­га­ла ста­лин­скую кон­сти­ту­цию, го­во­ря: «Вот кон­сти­ту­ция пи­шет, что всем предо­став­ле­ны оди­на­ко­вые пра­ва, а по­про­буй что-ни­будь ска­жи, те­бя сра­зу аре­сту­ют, где же тут сво­бо­да сло­ва?», а во вре­мя убор­ки се­на сре­ди жен­щин го­во­ри­ла: «Как вам не стыд­но, что вы от­ка­зы­ва­е­тесь со­вер­шен­но от Церк­ви, в храм пе­ре­ста­ли хо­дить да­же в пре­столь­ные празд­ни­ки, за это вам при­дет Бо­жие на­ка­за­ние».
Во вре­мя мас­со­вых го­не­ний на Рус­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь 24 сен­тяб­ря 1937 го­да она бы­ла аре­сто­ва­на и за­клю­че­на в Ря­зан­скую тюрь­му. 25 сен­тяб­ря со­сто­ял­ся до­прос.
– По­че­му у вас двой­ная фа­ми­лия? – спро­сил сле­до­ва­тель.
– Фа­ми­лия Ма­мон­то­ва по ма­те­ри, по от­цу моя фа­ми­лия Ша­ши­на. На се­ле боль­ше ме­ня зна­ют как Ма­мон­то­ву, фак­ти­че­ски у ме­ня двой­ная фа­ми­лия – Ма­мон­то­ва-Ша­ши­на.
– Сколь­ко лет вы бы­ли мо­на­хи­ней?
– Мо­на­хи­ней я бы­ла с 1914 по 1920 год, по­сле че­го нас из мо­на­сты­ря вы­се­ли­ли…
– Во вре­мя вы­сел­ки вас из мо­на­сты­ря вы ве­ли гнус­ную контр­ре­во­лю­ци­он­ную кле­ве­ту про­тив ВКП(б). При­зна­е­те ли это?
– Нет, это я от­ри­цаю.
– Вы го­во­ри­те неправ­ду, мы тре­бу­ем от вас прав­ди­вых по­ка­за­ний.
– Нет, это­го я не при­знаю.
– След­ствие рас­по­ла­га­ет дан­ны­ми, что в 1934 го­ду по при­бы­тии из ссыл­ки вы у се­бя устра­и­ва­ли бо­го­слу­же­ния, при­гла­шая по­пов и мо­на­шек. Под­твер­жда­е­те ли это?
– Нет, это я от­ри­цаю.
– В 1935 го­ду во вре­мя од­но­го из мо­леб­ствия у се­бя на до­му вы ве­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ный раз­го­вор о пар­тии и со­вет­ской вла­сти. При­зна­е­те ли это?
– Нет, это­го я не при­знаю.
– В дни ре­ли­ги­оз­ных празд­ни­ков с це­лью сры­ва кол­хоз­ных ра­бот вы у се­бя на до­му устра­и­ва­ли про­смотр па­но­ра­мы церк­вей и мо­на­сты­рей, при­гла­шая с этой це­лью жен­щин кол­хоз­ниц.
– Это я при­знаю. Дей­стви­тель­но, в 1936 го­ду в на­шем до­ме у диа­ко­на в ком­на­те бы­ли жен­щи­ны кол­хоз­ни­цы, я им да­ла па­но­ра­му для про­смот­ра.
– В 1937 го­ду в ав­гу­сте сре­ди кол­хоз­ни­ков вы ве­ли ан­ти­со­вет­скую аги­та­цию в свя­зи с аре­стом ку­ла­ков ва­ше­го се­ла. При­зна­е­те ли это?
– Нет, это­го я не при­знаю.
– В 1936 го­ду вы сре­ди жен­щин кол­хоз­ниц в контр­ре­во­лю­ци­он­ных це­лях ве­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию про­тив кол­хо­зов, ис­поль­зуя ре­ли­ги­оз­ные убеж­де­ния неко­то­рых из них. Под­твер­жда­е­те ли это?
– Нет, я это от­ри­цаю.
На все даль­ней­шие во­про­сы, сколь­ко бы сле­до­ва­тель ни за­пу­ты­вал и ни угро­жал, по­слуш­ни­ца неиз­мен­но от­ве­ча­ла, что об­ви­не­ния не при­зна­ет и по­ка­за­ния лже­сви­де­те­лей, а их бы­ло до­про­ше­но семь че­ло­век, от­ри­ца­ет.
13 ок­тяб­ря 1937 го­да трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла по­слуш­ни­цу Ма­рию к вось­ми го­дам за­клю­че­ния в ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вой ла­герь. Эта­пом она бы­ла от­прав­ле­на сна­ча­ла в Бу­тыр­скую тюрь­му в Москве, а за­тем в Бам­лаг НКВД.
По­слуш­ни­ца Ма­рия (Ма­мон­то­ва-Ша­ши­на) умер­ла в ла­ге­ре 2 ок­тяб­ря 1938 го­да и по­гре­бе­на в без­вест­ной мо­ги­ле.